Великий князь Московский Василий III Иванович Рюрикович, старший сын великого князя Московского Ивана III Васильевича (собирателя русской земли) от второго брака с Зоей Палеолог (племянницей последнего Византийского императора), родился 25 марта 1479 года.
Историки называют царствование Василия III продолжением политики отца. В самом деле, мало в истории примеров, когда бы царствование государя могло называться продолжением предшествующего в такой степени, как это. Василий III шел во всем по пути, указанному его родителем, и продолжал то, на чем остановился предшественник, и продолжал то, что было начато последним.
Самовластие шагнуло далее при Василии III. В XVI веке Россией последовательно управляли три монарха из числа потомков Александра Невского, и при всех трех – Василии III Ивановиче, Иване IV Васильевиче Грозном и его сыне Федоре – шло неуклонное расширение ареала российского суперэтноса. Василию III выпало завершить объединение всей Русской земли, видеть падение Большой Орды, от власти которой освободился еще его отец Иван III. Дань Орде перестали платить в 1480 г. В 1502 г. Орда распалась, и Россия, вскоре, присоединив к себе Рязань, Псков и Черниговское княжество, стала монолитной страной, граничащей на юге и востоке с татарскими государствами.
Казанское ханство, союзное России ханство Крымское и Ногайская орда, кочевавшая в Рын-Песках, были слабы и тягаться с могучей, все набиравшей силу Россией во главе с Москвой уже не могли. Польско-литовское государство, потерпевшее целый ряд поражений в войнах с турками, находилось в состоянии крайнего неблагополучия, и довольно большие, по существу, силы литовцев и поляков не представляли для Руси серьезной опасности. Войны с поляками и литовцами шли вяло, военное счастье клонилось то в одну, то в другую сторону, хотя за Польшей и стояла военно-политическая мощь всей Западной Европы. Раскол западноевропейского суперэтноса в фазе надлома привел к тому, что пассионарность европейцев погашалась внутри системы, – в гражданских войнах Реформации. Ситуация в Восточной Европе была исключительно благоприятная для России, и ее народа.
С объединением страны была достигнута политическая и экономическая стабильность. В деревнях можно было тихо – спокойно заниматься сельским хозяйством, платя оброк владельцам земли. Наибольший оброк получали служилые дворяне, так как у них крестьян было мало, а содержать коня и копьеносцев полагалось за свой счет; средний – бояре и минимальный монастыри. Но богатая земля окупала любые затраты труда и любые налоги, и поэтому население Руси за первые 50 лет XVI в. выросло в полтора раза, достигнув девяти миллионов человек.
Василий III от отца своего наследовал страсть к строительству. В первые годы своего царствования воздвиг в Москве несколько церквей, наиболее значимые – церковь Николы Гостунского и Благовещенский собор. Обе церкви поражали современников своею позолотою, серебряными и золотыми окладами икон, а Благовещенский собор – своими позолоченными куполами. Наибольшее количество построек относится к 1514 г. Разом воздвигнут был в Москве целый ряд каменных церквей. В 1515 г. был расписан Успенский собор такой чудной живописью, что Василий и бояре его, вошедши первый раз в церковь, сказали, что им кажется, «будто они на небесах». Окончен был каменный Архангельский собор, и перенесены были туда гробы всех великих московских князей. Еще более Василий III отличился строительством зданий и многих каменных стен, где ранее были деревянные, как, например, в Нижнем Новгороде, Туле, Коломне, Зарайске.
В XV-XVI веках под влиянием частых и тесных взаимоотношений с европейскими дворами всплыла острая необходимость поставить русскую охоту на ту высоту, на какой она находилась при дворах европейских владык. Этого требовали обычаи и правила международных отношений и, конечно же, интересы собственного достоинства. Для престижа Московских государей невозможно было краснеть и стыдиться перед иностранными послами и гостями за убожество придворных потех и развлечений.
Время правления Василия III следует считать временем пышного и полного расцвета великокняжеской охоты на Руси. Сам же великий князь был рожден для охоты.
В Московском государстве великокняжеская охота разделилась на два больших отдела – соколиную и псовую охоты: Сокольничий и Ловчий пути. Должность ловчего «Пути» впервые учредил Василий III и первым ловчим стал Михаил Иванович Нагой (1509-1525 гг.). Тверским ловчим великого князя был Иван Алексеевич Бобрищев-Пушкин. М.И. Нагого сменил Давыд Григорьевич Проестов, служивший в ловчих с 1525 по 1534 гг. При нем слова «ловы», «ловчий путь» были заменены охотничьими терминами «травля зверей», «псовая охота».
В царствование Василия III соколиная охота существовала наряду с псовой, но, несомненно, первенствующее значение великий князь признавал за псовой охотой, хотя он охотился и с соколами, которых, У него было много.
Высшим лицом в составе соколиной охоты был государев сокольничий, обыкновенно из родовых бояр. Сокольничему принадлежал общий надзор за соколиной охотой и суд над сокольниками. В XVI веке звание сокольничего иногда соединялось со званием ловчего, то есть заведывавшего всей охотой, птичьей и псовой. В 1504 г. сокольничим великого князя Василия III был Кляпик Еропкин.
Охота с ловчими птицами производилась при помощи ястребов, соколов и кречетов, «выношенных», то есть систематически приученных ловить диких птиц и мелких животных, с налету побивая их в несколько приемов или «ставок». По способностям к охоте соколы и кречеты предпочитались ястребам. Ловчих птиц «помыкали», то есть добывали преимущественно на Дальнем Севере, в Двинской земле и Печорском крае. Но ловили их также еще в XVI веке и в центральной полосе, близ Переяславля. Дальний Север, холодный и суровый, поросший вековыми лесами и закрытый горами и скалами, был настоящей родиной ловчих птиц. Здесь в дикой чаще, на вершинах самых высоких деревьев или на неприступных скалах, селились эти царь-птицы. Здесь были «сокольи и кречатьи седбища». Места, где ловились соколы и кречеты, в старину назывались «помчищами», а охотники, ловившие их, звались «помытчиками».
В княжеских грамотах помытчикам и сокольникам легко заметить, как постепенно возрастали и увеличивались льготы помытчиков: так при Василии III помытчики наравне с тяглыми и черными людьми несли еще некоторые общие повинности, вроде посошной службы, яма (то есть поставки подвод для княжеской почтовой гоньбы) и городового дела (для крепостных работ), а начиная с правления Ивана Грозного и при Федоре Ивановиче они были освобождены и от этих повинностей.
В 1504 г. в «Духовой» великого князя Ивана III впервые названа княжеская псарня, помещавшаяся близ Москвы, в селе Луцинском. Около того же времени русские борзые собаки становятся известными при дворах европейских государей: в 1519 г. Христиан II, король датский, подарил французскому королю Франциску I борзых собак русской породы, вывезенных из Московского государства, это были питомцы псарни великого князя.
Блестящая псовая охота Василия III многим была обязана заботам его отца, Ивана III Великого, собирателя земли русской, заботившегося о разведении чистых пород охотничьих собак. У Василия III были многие породы собак, так называемые «canes molossus et odoriferos» то есть, мордаши и духовые или гончие, обладавшие громким и разнообразным голосом. Травля же проводилась так называемыми «kurtzi» – собаками « с пушистыми хвостами и ушами, неспособных к долгой гонке, которых спускали со свор стоящие по опушке всадники». Видимо, это были восточные вислоухие борзые, имевшие длинную шесть только на ушах и правиле. Были у великого князя и кавказские, горной породы, называвшиеся куртинками (курдские борзые). Восточные породы борзых ценились очень высоко и доставлялись обычно татарами. Восточная борзая была послушна, смирна, шла без своры возле лошади охотника.
В Московской Руси охотничьи лошади для выезда и гоньбы при псовой охоте были степные, азиатской породы, и покупались у ногайцев. Ногаи пригоняли огромные табуны на продажу. В Астрахани и Казани, станичники, сведущие люди, отбирали лучших про государев обиход от 6 до 8 тысяч; записав и запятнав их, отправляли на Москву с табунщиками. В пути станичники отмечали аргамаков и лучших верховых лошадей для государевой конюшни. В Москве им производилась оценка на государевом дворе, уплачивались деньги из государевой казны, и принятые лошади поступали в конюшенное ведомство, во главе которого стоял конюший, звание которого учреждено при Иване III. Ногайские лошади особенно ценились на Руси как неутомимые, так что даже “пятно” (то есть пошлина за таврение лошадей) называлось ногайским. Для улучшения породы лошадей при Иване III был организован первый государственный конский завод в селе Хорошово, под Москвой, названный по селу Хорошовским.
При Василии III весь конюшенный наряд для псовой охоты входил в состав Конюшенного приказа, учрежденного в 1511 г.
Великий князь Василий III обладал инстинктом истого борзятника. Его травли производились по всем правилам тогдашнего охотничьего искусства. Василий III отдавался охоте, как артист – сцене, как художник – любимому искусству, и умел так обставить свои охоты, что они невольно поражали воображение участников грандиозностью общей картины, богатством разнообразных подробностей и единственным увлечением действующих лиц. Охота Василия III – это праздник, шумный, веселый и блестящий.
Вот описание охоты Василия III, оставленное нам ее очевидцем, иностранным послом, образованным иностранцем Герберштейном: «…сам Василий – в центре картины; он в коротком, шитом золотом, кафтане; на голове – шелом с двумя козырьками вперед и назад, из которых торчали вверх, как перья, золотые пластинки и, качаясь взад и вперед, переливались золотым блеском; у пояса два длинных охотничьих ножа и такой же кинжал, а за поясом кистень с металлическим привесом на конце; Василий на крупном и статном красавце-аргамаке, убранном с большой роскошью. Справа от князя ехал изгннанный казанский царь Шиг-Алей, слева два молодые князя, один с секирой из слоновой кости, другой с булавой-шестопером; сзади многочисленная блестящая свита бояр-охотников. Весь охотничий кортеж в поле доходил до 300 всадников. Часть ловчих, около 100 человек, одеты – половина в черный, половина в желтый цвет. Псари наготове держат своры породистых собак, гончих и борзых. Царь подает знак, псари спускают собак, во весь опор мчатся охотники, и начинается потеха – травля зайцев. Стоном стонет окрестность от лая собак, от крика и шумных восторгов, когда затравлен заяц. Весело охотникам внимать этому шуму охоты; любо им, с трепетным замиранием сердца, следить за своими собаками – чья больше затравит, чья победит, тот и был героем дня, чьи собаки отличились на славу». Легко можно себе представить, какое богатство ощущений могла давать такая охота.
Со времени Василия III, отчасти под влиянием сношений с европейскими дворами, отчасти благодаря общему развитию экономической и промышленной жизни русского народа, охота великих князей приобретает преимущественное значение царской потехи, причем ее материальное значение не исчезает еще совершенно, но только отодвигается на задний план. Следует помнить, что охота имела определенное значение для развития отношений Руси с иностранными государствами. С древнейших времен вошло в обычай дарить чужеземным послам ценные меха.
Во время монголо-татарского ига ханы, помимо дани, получали от князей еще и подарки то ценными мехами, то ловчими птицами. Такие подарки, бывшие в некотором роде обязательными, носили название «поминок» и были в обычае даже после татарского ига. Особенно во взаимоотношениях с крымскими ханами, турецкими султанами и персидскими шахами.
При Василии III крымский хан Менгли-Гирей, возобновивший вновь союз с Москвой, отправляя в 1508 г. договорную грамоту, просил между прочим, Василия III о присылке ему ловчих птиц и рыбьих зубов (моржовых клыков). Другой хан, Саин-Гирей, после нашествия на Москву в 1535 г. также требовал от великого князя денег, ловчих птиц, хлебника и повара. Что касается турецких султанов, известно, что султан Солиман, посылая в конце 1530 г. Василию III заверения в дружбе через турка Ахмата, поручил последнему купить в Москве несколько кречетов и мехов собольих.
Страстный любитель псовой охоты, Василий III каждую осень отправлялся «осеневать» (охотиться). Любимыми местами его охоты были Волок Ламский (Волоколамск), Можайск, Боровск. На Волоке он стал охотиться не ранее 1515 г., два года спустя по смерти последнего Волоцкого князя Федора Борисовича, и находился на охоте по месяцу и более.
Последний раз Василий III охотился в 1533 г. в любимом им Волоке Ламском. Здесь-то, почти на самой охоте, застигла его смерть. В середине августа великий князь собирался выехать из Москвы со двором на охоту в Волок Ламский, но 14 августа пришла в Москву тревожная весть, крымские татары идут на Рязань. Пришлось взяться за меч. Нашествие татар было отбито, и 25 сентября великий князь вместе с супругой Еленой Глинской и детьми праздновал в Троицкой лавре день святого Сергия. Отсюда он отправился на охоту в Волок Ламский, но в селе Озерецком занемог. Казалось по началу ничего серьезного; на сгибе левого стегна (верхняя часть ноги) появилась болячка с булавочную головку, без верха и гноя, но болезненная. Василий III с трудом доехал до Волока. В воскресенье после Покрова, присутствовал на пиру у своего любимца, тверского дворецкого Ивана Юрьевича Шигоны-Поджогина. На другой день парился в бане, обедал с боярами в постельных хоромах. Во вторник стояла чудесная погода, больной князь не удержался, послал за своими ловчими: Ф.М. Нагим, Б.В. Дятловым и Бобрищевым-Пушкиным, вместе отправились на охоту к селу Колпь. Охота не удалась. Невзирая на обострившуюся болезнь, Василий III посылает за своим братом Андреем Ивановичем, приглашая его на охоту. Брат приехал, и Василий с великим трудом отправился в поле с собаками. Вернувшись с охоты, великий князь окончательно слег. Вызванный из Москвы придворный лекарь Николай Люев уже ни чем не мог помочь. Василия III перевезли в Москву, где он в скорости отошел в вечность, передав власть трехлетнему Ивану Васильевичу. Схоронили Василия возле отца, в каменном гробе, в Архангельском соборе.