Иван Кабанов
КОНИ ДЛЯ КНЯЖЕСКИХ ОХОТ
Настоящая, правильная охота всегда производит впечатление стройности. Этот четкий порядок, исключительная стройность в современной охоте достигаются тем, что все действия отдельных охотников подчиняются одному общему плану. Этот план максимально сужает размах личной инициативы каждого охотника, он оставляет совсем мало простора для самостоятельных, произвольных приемов любого охотника.
Современную правильную охоту невозможно сравнивать с охотой давно минувших веков, когда орудия охоты были немногочисленны, относительно просты, а организация несложна.
В древней охоте Средневековья основным мотивом была личная храбрость. Чтобы подчеркнуть этот факт средневековая Ипатьевская летопись повествует о каком-либо храбреце князе-охотнике: «Бе хоробр на ловех паче меры».
Наши пращуры не знали большого разнообразия в отношении способов и приемов охоты. Древнерусскую охоту по способам ее производства можно разделить на два вида: чистое звероловство и охоту в собственном смысле. Ловля зверей для славянских князей, как и для простого народа имела хозяйственное значение, и проводилась она так, чтобы достичь максимально большего результата при возможно меньшей затрате сил и средств со стороны охотника.
Охота в собственном смысле, то есть настоящая охота велась на крупных и сильных зверей, успех в ней зависел в большей степени от того, в какой мере охотник обладал силой, ловкостью, опытностью, храбростью и умением владеть оружием, с которым он шел на зверя.
Очень важную роль в такой охоте играли охотничьи лошади. В княжеской охоте лошади были незаменимыми помощниками. Охота на сильного, крупного зверя требовала охотничьих лошадей со специальными качествами; эти лошади должны были быть быстрыми, легкими, и главное, неутомимыми (нестомчивыми). О конной охоте Владимира Мономаха известно из его «Духовной». Однажды на охоте медведь прокусил потник у Владимирова коня, другой раз лютый зверь (барс) свалил на землю Владимира вместе с конем. Судя по тому, что Владимир Мономах иногда сам исполнял (отправлял) обязанности конюхов, «и в ловчих ловчий наряд держал есмь и в конюсех», следует считать, что уже в то время существовала при княжеской охоте особая конюшня охотничьих лошадей.
По свидетельству греческого императора Константина Багрянородного, русские покупали лошадей, - конечно, не рабочих, а выезженных, степных, - у кочевников-печенегов. Иногда русские князья получали их в подарок от половцев, например, от Котяна, хана половецкого. Но, кроме того, иноходцы и скакуны выписывались в Юго-Западную Русь из Венгрии и назывались конями угорскими, по месту происхождения.
В Древней Руси были лошади разных пород, как местных, так и приведенных с Востока и Запада. В русских летописях различают милостных, сумных и поводных, или товарных лошадей. Милостными назывались местные верховые лошади высшего качества, которыми князь награждал своих подданных. На этих лошадях ездили высшие члены княжеской дружины. Милостных жеребцов использовали и как улучшателей в табунах, что свидетельствует о наличии на Руси зачаточных форм коннозаводства еще до монголо-татарского нашествия. Древние сказания и былины донесли до нас образ русского верхового коня тех времен: ширококостного с пышным хвостом и гривой, могучего и неутомимого, но не быстрого на ходу.
Сумные лошади, как это видно из их названия, предназначались в первую очередь для перевозки сум, то есть вьюков. Они годились и под седло; обычно на них ездили рядовые дружинники, а в случае гибели в бою милостных лошадей их заменяли сумными и под более высокопоставленными членами дружины. Поводные, или товарные, лошади при большой силе были слишком неповоротливы и не годились под верх. Их использовали только в обозе.
В русских летописях с XII в. упоминается и о фарях – благородных легких скакунах. Само название «фарь», восходящее к арабскому «фарас» - конь, говорит об их происхождении от древних коней Востока. Фари в те времена были на Руси большой редкостью и существенного улучшающего влияния на тип русских лошадей оказать не могли. Много легких лошадей попадало в южные русские княжества от соседних кочевых народов. Использовали этих лошадей только на охоте, а во время выездов – под седло слуг.
К XIII в. коневодство на Руси достигло значительного развития. Самые многочисленные табуны принадлежали князьям. В княжеских конюшнях стояли лошади не только самого князя и его семьи, но и боевые кони дружинников. Большие конюшни, в которых содержались и верховые и упряжные лошади, принадлежали боярам и монастырям.
Лошади ценились в те времена очень высоко. По законодательству Ярослава Мудрого (XI в.) виновный в убийстве чужого коня должен был уплатить пеню в казну в 12 гривен и 1 гривну – потерпевшему, в то время как за убийство свободного крестьянина (смерда) полагалась пеня всего в 3 гривны. «Русская правда» предписывала «коневого татя» выдавать головой князю и лишать его гражданских прав.
Монголо-татарское нашествие XIII в., разорившее и поработившее Русь, губительно сказалось и на коневодстве. Хорошие лошади стали такой редкостью, что даже в княжеских завещаниях их упоминали наравне с драгоценностями. Лишь при монастырях, имущество которых было защищено от татарских грабежей специальным ханским ярлыком от 1313 г., сохранились небольшие табуны.
Естественное стремление сохранить свои традиции и обычаи, противопоставив их образу жизни и поступкам монголо-татарских поработителей, привело к пренебрежительному отношению жителей Древней Руси к легким и быстрым скокам – степным лошадям, огромное количество которых было приведено монголо-татарами в южнорусские степи.
Во времена монголо-татарского ига почти совсем прекратилось поступление восточных лошадей (фарей). Не желая походить на быстрых татарских наездников, русские князья и бояре предпочитали ездить шагом на тихоходных лошадях, которых в торжественных случаях вели под уздцы пешие сопровождающие.
К описываемому периоду относится и неоднократное подтверждение церковью библейского запрета употребления конского мяса, впрочем, этот запрет выполнялся далеко не всегда.
Прошло очень много времени, пока русское коневодство оправилось от разорения и снова приумножились княжеские и боярские табуны. Очень не скоро менялись и представления о полезных качествах лошади. Первым, кто по достоинству оценил преимущества легких лошадей для военных целей и решил, несмотря на упорное сопротивление духовенства, позаимствовать у татар организацию конного войска, был великий князь московский Дмитрий Иванович Донской (1350-1389). Для своей конницы он использовал степных лошадей, которых приводили на продажу из-за Волги татарские купцы. В Куликовской битве (8 сентября 1380 г.) в русском войске сражались десятки тысяч конных воинов, из которых около половины были набраны в Московском княжестве, а остальные были новгородцами и литовцами. Великий князь привлек под свои знамена и многочисленных беглых людей, составлявших приволжскую вольницу. Эти неустрашимые в бою воины на легких и резвых лошадях, они называли себя татарским словом «кайсаки» - наездники. Впоследствии в русской речи это слово стало произноситься как «казаки», в летописи оно появилось в 1444 г., и сделалось названием целого сословия (этноса) в русском обществе.
С XV в. торговля лошадьми с русскими княжествами постепенно сосредоточилась в руках татар Ногайской Орды, занимавшей огромную территорию от Волги на западе до Иртыша на востоке и от берегов Каспия и Арала на юге до Тюмени на севере. Ногайцы приводили на продажу не только степных лошадей, которых русские стали называть «ногайскими» конями, но и кровных восточных скакунов. Ко времени правнука Дмитрия Донского, великого князя московского Ивана III (1440-1505), слово «фарь» было уже забыто и благородных восточных лошадей стали называть татарским словом «аргамаки», то есть скакуны, прибавляя к нему «ногайские» независимо от того, была ли это лошадь персидской или иной породы. Персидские лошади ценились особенно высоко за их большой для того времени рост, нарядность форм и спокойный темперамент. Потребность в великолепных конях особенно сильно возросла в связи с тем, что при Иване III было покончено с зависимостью от татар и при дворе великого князя, женившегося на племяннице последнего византийского императора Софье Палеолог, были установлены сложная обрядность и пышность. Каждый выезд великого князя из Кремля превращался в торжественное шествие, в котором участвовали по многу сотен придворных и до тысячи лошадей, большинство которых неспешно вели под уздцы.
В Московской Руси охотничьи лошади для выезда и гоньбы при псовой охоте были также степные, азиатской породы, и покупались у ногайцев. Ногаи пригоняли огромные табуны на продажу; в 1474 и 1534 годах из Орды было пригнано до 90 тысяч лошадей, из которых еще на месте, в Астрахани и Казани, станичники, сведущие люди, отбирали лучших про государев обиход от 6 до 8 тысяч; записав и запятнав их, отправляли в Москву с табунщиками. В пути станичники отмечали аргамаков и лучших верховых лошадей для государевой конюшни. В Москве им производилась оценка на государевом дворе, уплачивались деньги из государевой казны, и принятые лошади поступали в конюшенное ведомство, во главе которого стоял конюший, звание которого было учреждено при Иване III.
Ногайские лошади особенно ценились на Руси как неутомимые, так что даже пятно (т.е. пошлина за таврение лошадей) называлось ногайским. Для улучшения породы лошадей при Иване III был организован первый государственный конный завод в селе Хорошове под Москвой, названный по селу Хорошовским.
При Василии III весь конюшенный наряд для псовой охоты, без сомнения, входил в состав Конюшенного приказа, учрежденного в 1511 году. Охотничьи лошади Василия III, по свидетельству Герберштейна, отличались красотой и принадлежали преимущественно к породе аргамаков.
Иван Грозный предпочитал для охоты также «аргамаков – жеребцов добрых», как он писал Баторию. Лжедмитрий I (Дмитрий Самозванец) был большой любитель хороших лошадей. При нем ногайские лошади пригонялись в Москву громадными табунами, так что Маржерет, капитан гвардии Самозванца, имел случай видеть до 40 тысяч ногайских лошадей сразу.