Алексей Камерницкий
Окончание. Начало статьи см. «Охотничье собаководство» № 4
Итак, мы вкратце рассмотрели современную трактовку ряда биологических механизмов, имеющих самое непосредственное отношение к элементам полевой работе легавых. Как видно, во всех случаях она весьма сильно отличается от той, которая была общепринятой сто лет назад и так и закрепилась в нашем сознании. Таким образом, если мы намерены и далее следовать принципу,формулированному в свое время Р.Ф.Гернгроссом, то нам не остается ничего другого, как пересмотреть Правила полевых испытаний легавых и привести их в соответствие с вышеизложенным.
Начнем, естественно, с наиболее важного для легавых элемента работы - чутья. Р.Ф.Гернгросс определяет чутье как способность обонятельных нервов подружейной собаки слышать на расстоянии запах самой живой дичи, соединенную со страстным влечением к этой дичи и умением осознать дошедший до нее запах. Это определение, в свете современных данных, требует определенной корректировки. В самом деле, как мы уже выяснили, никакой врожденной памяти о запахе той или иной конкретной дичи и «влечения к ней» у легавой нет и быть не может. Это, между прочим, должно быть ясно и без генетики: недаром в правилах полевых испытаний указывается, что незнакомство собаки с тем или иным видом дичи не является отрицательным фактором, если об этом будет предупреждена экспертная комиссия. По-видимому, понимал это и сам Р.Ф.Гернгросс, когда утверждал, что легавую нужно отучить реагировать на то, что не является дичью. Следовательно, говоря о врожденности чутья мы можем иметь в виду только способность собаки на расстоянии чуять запахи и различать их. С нужным же запахом собаку следует ознакомить, после чего у нее и появится «влечение» и интерес к этому запаху, то есть он отложится в ее долговременную память и она будет способна идентифицировать этот запах. Возможность закрепления в памяти легавой нужного запаха основывается на большей чувствительности обонятельного аппарата легавых к запахам пернатых. В результате отбора у охотничьих собак генетически закреплен породно и индивидуально наследуемый качественно и количественно специфический набор рецепторов аппарата обоняния. У легавых, очевидно, преобладают рецепторы тех типов, которые взаимодействуют с молекулами, присущими запахам пернатой дичи. Наличие такого набора рецепторов значительно облегчает легавой процесс закрепления «образа» запаха в памяти. Этот запах для нее, как бы, оказывается «сильнее» — рецепторов-то к нему у нее больше. Породная и индивидуальная разница в наборе обонятельных рецепторов собаки и является ее наследуемой характеристикой по остроте обоняния — дальности чутья. Выявиться она может лишь после «научения» ее, хотя после того, как собака начнет «нюхать», переход к другому запаху облегчается. Лишь после закрепления «образа» запаха сначала в кратковременной, а затем и в долговременной памяти у собаки, у нее возникает обонятельная реакцию — изменение поведения, по которому можно определить начало причуивания птицы. Таким образом, знакомство легавой с нужным запахом и способность идентифицировать этот запах не являются врожденным качеством, но базируются на наличии в ее обонятельном аппарате значительного преобладания нужных рецепторов. Процесс ознакомления легавой с запахом необходим для оценки главного природного свойства легавой - наличия чутья и определения его дальности , а также и для способности точно идентифицировать этот запах.
Оценка дальности чутья в полевых условиях производится путем измерения, как правило глазомерного, расстояния от того места, где собака проявила первый признак обонятельной реакции, до места взлета причуяной птицы, при условии, что птица не бежит. Насколько точно такой способ дает возможность определить действительную остроту обоняния данной собаки? Можно утверждать, что эта оценка всегда несколько занижена. Дело в том, что для точной оценки дальности чутья, и тем самым определения совершенства обонятельного аппарата собаки, мы должны были бы определять то расстояние, на котором запах достигает пороговой для данной собаки концентрации. Сделать это мы просто не можем, поскольку собака при движении поперек ветра пересекает поток запаха либо там, где он ниже этой концентрации, либо же там, где он уже превысил ее, В то же время легавая физиологически не способна причуять запах, не достигающий пороговой концентрации. Как правильно отметил Е.Н.Смирнов (2007), нельзя определить расстояние, соответствующее пороговой концентрации и при работе по «перемещенной» птице. Пожалуй, единственным случаем, когда мы можем быть уверены, что легавая четко держит птицу на чутье, это расстояние между взлетом бегущей от легавой птицы и местом, где находилась ведущая ее чутьем легавая в момент взлета.
Помимо этого, на дальность и саму возможность проявления всей полноты чутья влияют внешние факторы: погодные условия, местонахождение и укрытость птицы, характер ветра. Собака может даже вообще не причуять дичь, находящуюся, казалось бы, в самом подходящем месте. Поскольку учесть влияние всех этих факторов в поле невозможно, то они при отдельных проявлениях не должны влиять на оценку дальности чутья. Однако, повторяющиеся пропуски птицы, находящейся на ветре, могут указывать на недостаточную подготовленность собаки, создающую трудность в определении этого важнейшего для легавой природного качества.
Собака в поиске, проходя под ветром у птицы, может вообще не проявить никакого чутья и несмотря ни на какие усилия не реагировать на запахи. Этот крайне редкий вариант, но если он будет твердо установлен, то он может свидетельствовать либо о полном незнакомстве собаки с птицей, либо о болезни собаки, либо о серьезном нарушении работы обонятельного аппарата и мозга. Однако, достоверное установление факта отсутствия чутья требует серьезной проверки путем, например, наводки собаки на кратчайшее расстояние к затаившейся птице, поскольку легавая может не причуять птицу и в силу внешних условий. Доказанное отсутствие чутья, естественно, выводит собаку из состава породы. Проход легавой под ветром на расстоянии двух-трех метров от нее или сталкивание на параллели не может служить признаком отсутствия чутья.
Помимо оценки дальности чутья в работе легавой большое значение имеет точность идентификации объекта причуивания. Здесь, как правило, возникает больше проблем, так называемых, ошибок верности. Недостатком чутья признается работа по неохотничьим птичкам, причем работа, естественно, не «на глазок», а сопряженная с причуиванием и полной отработкой птички. Причиной этого может быть природная неспособность обонятельного аппарата или центра обработки информации различать запахи. Нужно однако помнить, что на Западе в процессе отбора и становления обонятельного аппарата легавой, могло иметь место сохранение в нем рецепторов, чувствительных к запахам жаворонка и дроздов, являющихся там и сейчас объектом охоты. Другой возможной причиной работы по птичкам может быть опять таки недостаточное знакомство собаки с запахом птицы.
Наиболее спорным для расшифровки случаем ошибки в причуивании является работа по сидкам взлетевшей птицы, когда собака четкой работой отмечает место с более или менее остывшим запахом. Здесь мы сталкиваемся с одним сложным вопросом: всегда ли процесс ознакомления с запахом дичи приводит к полностью адекватным результатам?
Запах любого живого существа характеризует его биологическую принадлежность к конкретному виду, полу и, несомненно, его индивидуальность, также, как это делают наборы паппилярных линий на мякишах пальцев человека. Хорошо известно, что охотничья собака, приняв запах индивидуального зверя или птицы, продолжает работать именно по этой особи, не меняя ее. Все это четко указывает на сложный состав запаха любой дичи, состоящий, как правило, из набора нескольких различных молекул, отличающихся друг от друга по физико-химическим свойствам (летучесть, растворимость, адсорбируемость и проч.).
Естественно, что тонкий состав этого запаха может меняться в зависимости от состояния испускающего его объекта и, что для нас важно, в зависимости от расстояния. Последнее связано с постепенным увеличением в нем количества более летучих молекул и уменьшением молекул сильно адсорбирующихся на окружающих предметах.
Как же такое изменение состава запаха может сказаться на ознакомлении собаки с запахом дичи? При наведении собаки на птицу обычно ее останавливают как только она проявит хотя бы минимальную реакцию на запах. Отработка узнавания запаха и его запоминание при этом производится на запахе, наиболее обогащенном летучими компонентами и обонятельная реакция проявляется на максимальном расстоянии. В то же время собака, натасканная таким образом, попав на струю запаха более близкую к птице и будучи незнакома с тяжелыми частями запаха, сможет не опознать его и не проявить нужной реакции.
С другой стороны, если при натаске подрезать сидящую птицу или использовать сидки, даже свежие, то натасканная таким образом собака, не зная легкого запаха, начинает работать на более близком расстоянии, не проявляя всей остроты обоняния.
Следует также учесть, что мы не можем знать, в каком виде взлетевшая птица оставила на сидке свой запах. Неполное знакомство с запахом может также сказаться и на верности различения запаха дичи и птичек.
Суммируя сказанное приходится признать, что верность идентификации легавой запаха дичи в равной степени может зависеть как от врожденных недостатков обонятельного аппарата, так и от ошибок натаски и условий испытаний.
Таким образом на современном уровне знаний можно сказать, что чутье — это врожденная способность собаки пользоваться обонянием для различения запахов, а также выработанное на основе этой природной способности умение идентифицировать запах нужного объекта, отличить его от других и отметить его обонятельной реакцией. О способах проявления этой реакции мы поговорим одновременно с разбором феномена стойки, которая является одним из способов выражения этой реакции.
«Стойка — остановка собаки в напряженной и выразительной позе перед причуянной ею дичью» — неотъемлемое качество легавой собаки. Нет стойки — нет легавой, весь смысл работы легавой — в стойке. Все это абсолютно бесспорно, поскольку именно стойка перед затаившейся птицей дает охотнику возможность подойти к ней и произвести выстрел по взлетевшей дичи. Это знали наши отцы, деды и прадеды. Однако до сих пор отсутствует сколько-нибудь достоверное понимания существа и знание механизма стойки, являющейся основой работы легавой. Почему легавая собака, причуяв дичь и начав двигаться в ее направлении, вдруг останавливается, замирает и лишь по команде продолжает движение для подъема птицы. Что это, врожденное качество или нет, чем оно объясняется и из чего возникло?
Попробуем на основе современных биологических данных разобраться, что же такое стойка легавой вообще. Со времен Л.П.Сабанеева по сию пору бытует убеждение, что стойка легавой есть ее врожденное качество («инстинкт стойки»). В качестве подтверждения наследственного характера стойки приводилась якобы имеющаяся аналогия между стойкой собаки и остановкой кошки перед броском на добычу. Такой довод приводит, в частности Р.Ф.Гернгросс, ссылаясь на зоологически неграмотную работу Савича (1924 г). Здесь явно спутаны две совершенно различные вещи. Кошки и большинство «Кошачьих» действительно совершают бросок на добычу для удержания жертвы приспособленными для этого когтями и нанесения ей «смертельного укуса» в основание черепа. Поскольку «Кошачьи» обладают сравнительно слабо развитой обонятельной системой, то остановку эту они делают «на глазок». При этом кошка останавливается перед прыжком не только на добычу, а и с верха двери на шкаф и делает это для того, чтобы соразмерить дистанцию прыжка и необходимое мышечное усилие. Каждый наблюдавший кошку в этот момент может заметить, что она несколько раз переводит взгляд с той точки, куда нужно попасть себе под ноги. Если же в момент прыжка дистанция изменится (дверь отойдет), то неизбежен промах. Измерение дистанции прыжка для кошки, по-видимому, действительно инстинктивное действия, хотя самому методу умерщвления схваченной жертвы («смертельный укус») она учится от матери.
Собаки («Псовые») никогда не добывают пищу таким образом так как их когти не предназначены для удерживания, а зубы могут только вырвать куски из тела жертвы. Остановка же «Псовых», происходящая, как правило, скрытно, без визуального контакта с интересующим их объектом, является частью обонятельной реакции и служит для уточнения и распознания запаха этого объекта, после чего следует либо продолжение движения к источнику запаха, либо затухание интереса к нему. Время, затраченное на анализ запаха зависит от условий причуивания, но отнюдь не подготовки к броску. Охота одиночного волка, как правило, включает скрадывание, преследование и нападение. Прямая же встреча волка с некрупной добычей приводит к немедленному броску к ней безо всякой задержки.
Гораздо большее значение для волка имеет совместная охота стаи или хотя бы пары волков. Крупный американский зоолог Давид Меч (1970), изучавший методы волчьей охоты, так описывает их поведение: «Из 51 наблюдения за охотой стаи волков в 42 случаях хищники обнаруживали лося чутьем или реже на слух, девять раз выслеживали. Учуяв запах жертвы или обнаружив ее близкое присутствие, передние животные, а за ними и остальные, останавливаются, начинают суетиться, возбужденно виляя хвостами, принюхиваются, внимательно смотрят в направлении дичи (D.Mech, 1970). Что-то мало похоже на стойку, не правда ли? По современным источникам (Н.Г.Овсянников и др., 1985г, С.А.Корытин, Д.И.Бибиков, 1985 г., Д.В.Залозны, 1980г., А.С.Матвеев, 2001 г.) никакой стойки волк не проявляет. Да и зачем бы ему делать ее?
Всякий инстинкт как в его старой формулировке, так и в современном представлении об общем шаблоне или модели поведения подразумевают в нем наличие полезности для животного. Какое же полезное для волка и собаки значение может иметь стояние перед учуянным запахом? Возможный результат нашел отражение в прелестном анекдоте начала XIX века, где рассказывалось об английском полковнике Торнтоне, заводчике пойнтеров, потерявшем на охоте своего пойнтера и нашедшим его через год в виде скелета, стоявшего на стойке перед скелетом выводка куропаток.
Попробуем дальше разобраться в «инстинкте стойки». Если стойка это врожденный рефлекс или инстинкт, то к какому объекту он относится? Должна ли легавая инстинктивно делать стойку по любой птице или она инстинктивно же выбирает запах дичи? Р.Ф.Гернгросс очень внимательно рассмотрел эту дилемму. Напомним его соображения о стойке легавых по нерабочей птице. Исходя из убеждения во врожденном характере стойки — «инстинкте стойки», он вообще не задавался вопросом как отработать стойку (она должна быть врожденной), а лишь тем, как бы не испортить ее отзывом. Тем не менее Р.Ф.Гернгросса смущала необходимость инстинктивного выбора объекта стойки и он считал, что легавая должна закономерно становиться по любой птице. По его мнению, стойки по «птичке» закономерны от природы и должны быть устранены в процессе обучения. Чувствуя сомнительность этой позиции и обсуждая вопрос о «недостатках» чутья он, в то же время не счел по своей щепетильности возможным внести в Правила отдельную графу «недостатки чутья». Однако, уже с 1959 г составители Правил эту щепетильность отбросили и начали штрафовать за работу по птичкам, но одновременно ввели пункт, освобождающий собаку от необходимости работать по незнакомой ей птице, поставив тем самым под сомнение «врожденный инстинкт к дичи»! Приведем для сравнения подход к аналогичному вопросу современного кинолога. С.С.Королев (2000 г) весьма подробно и на высоком уровне описывает процесс обучения легавой стойке, причем в классической манере, полностью отвечающей способу выработки условного рефлекса «шаг за шагом» по «теории эмоций» Анохина-Судакова. Он даже предлагает использовать сидку птицы для отработки стойки, но при этом предупреждает, что неумеренное использование сидки может привести к пустым стойкам. Спрашивается, при чем здесь инстинкт? Заключает же он все это утверждением, что стойка есть врожденное качество легавой. О стойках по птичкам С.С.Королев упоминает только мимоходом, считая, что это пройдет и никак не признавая право легавой встать по ним.
В свете изложенных выше биологических данных о природе инстинктов (безусловных рефлексов) приходится полностью отвергнуть наличие «инстинкта стойки», сохранив за легавой лишь преобладание в ее обонятельном аппарате рецепторов, обладающих сродством с молекулами запаха пернатых. Инстинкт легавой собаки, обеспечивающий ей способность и желание работать в поле состоит в особенности строения ее обонятельного аппарата избирательно более сильно реагирующего на запахи пернатых.
В середине ХХ века другая «научная» точка зрения на причину стойки появилась на фоне небезызвестной, так называемой «Павловской» сессии 50-х гг , посвященной «положению в советской физиологии», на которой было продолжено внедрение «мичуринской биологии» и «павловской физиологии. Непосредственно в охотничьем собаководстве эта точка зрения вылезла в результате некоего свободомыслия, проявленного в процессе дискуссии о природе «пустой стойки», завязавшейся в журнале «Охота и охотничье хозяйство» в 50-х гг. В дискуссии выступил целый ряд ведущих кинологов (А.Чумаков (1956,1958), В.Новодворский и В.Курбатов (1957), А.Платонов (1957), Л.Головлев (1957), С.Строганов (1957), В.Рождественский (1957) и др.). Кое-кто оперировал изложенными выше трюизмами о «врожденности» стойки, однако были выдвинуты и другие точки зрения, после чего дискуссия была прекращена прямым указанием «сверху» (В.Балакшина, 1958) о необходимости стоять только на почве «возбуждения и торможения» нервных импульсов и никоим образом не допускать признания собаки «сознательным существом». Результатом такой команды стало утверждение, что процесс возбуждения (несомненно, нервного), возникающий при прихватке запаха дичи и потяжке сменяется стойкой, то есть процессом торможения (нервного же?!). В такой формуле удивительным образом оказались перепутаны «две арии из разных опер»: с одной стороны — возникший и все возрастающий интерес к запаху (нервное возбуждение) и угасание и потеря этого интереса (нервное торможение), с другим — чисто механическим торможением механического же движения — стойкой. На самом деле на стойке процесс нервного возбуждения у собаки (интерес к запаху) продолжается, как на стойке, так и при подводке и даже после взлета птицы. Напротив, нервное торможение наступает, если у собаки, после достаточного обнюхивания, пропадает интерес к запаху. В таком случае она не делает стойку, а поворачивается и уходит в поиск. Длительность анализа собакой природы причуянного ей запаха зависит от многих причин, о которых будет сказано позднее. На самом деле, если на то пошло, классическая схема нервного «возбуждения-торможения» объясняет сохранение собакой интереса к запаху, начиная от прихватки до взлета птицы возбуждением, а потерю интереса на какой то стадии анализа этого запаха торможением, но никак не дает объяснения появлению стойке (механическому торможению).
Итак, для объяснения феномена стойки , то есть «остановки собаки в более или менее напряженной позе перед причуянной ею дичью», остается единственный вариант — условный рефлекс, выработанный в процессе натаски на базе ориентировочного инстинкта, то есть остановки собаки для анализа нового для собаки сильного раздражителя — запаха птицы. Этот рефлекс, что хорошо знают егеря, может быть закреплен как силовым воздействием, так и поощрением, причем излишество и в том, и в другом часто приводит к тугой подводке. Признание стойки в первоначальном виде условным рефлексом позволяет в определенной степени разобраться в целом ряде вопросов, связанных с работой легавых. Так, например, хорошо известно, что только что натасканные собаки обычно делают стойку на максимальном расстоянии от птицы, но в процессе охоты, начинают становиться так, чтобы только не столкнуть ее. Более того, опытный натасчик Г.И.Ильин (2007г) подсказал мне, что собаки, не использованные на охоте, надолго сохраняют манеру дальних стоек. Происходящее после обстрела на охоте осмысливание собакой своей функциональной роли в процессе добычи и возникновение заинтересованности в результате выстрела, то есть разумного отношения к поиску и стойке, вызывает изменение расстояния от стойки до птицы. Выработка сотрудничества в «стае» охотник-собака сказывается и в таких проявлениях разумного поведения, как анонс, подача с заходом, хорошо известная опытным охотникам обида собаки из-за промаха* и др. Подтверждением первоначального условно-рефлекторного характера стойки служит и известное натасчикам явление «заученности», когда натасканная собака, которую своевременно не выставили на испытания, теряет азарт и хотя и выполняет все нужные действия, но без особого энтузиазма и не проходит выше диплома III степени. В этом случае егерь зачастую откладывает показ собаки до начала охоты либо до браконьерского отстрела или скармливания ей птенца. Этот пример прекрасно укладывается в схему угасания условного рефлекса, как результат нервного торможения воздействия привычного раздражителя, требующий дополнительного возбуждения.
Выработка стойки полностью отвечает обычным схемам выработки условного рефлекса (Е.Н.Мычко, 2003): традиционной «шаг за шагом» с силовой остановкой перед птицей, «проб и ошибок» с подкреплением случайной самостоятельной стойки , подражательной с подводом к стойке опытной собаки. Лишь изредка встречается «инсайд» (озарение), когда собака, впервые выведенная в поле, действительно производит впечатление наличия врожденной стойки. Все это сразу же заставляет усомниться в возможности принятия стойки (действительной или ложной), как фактора, определяющего дальность и верность чутья, поскольку условно-рефлекторный процесс всегда формируется под большим воздействием натасчика. В самом деле, уже упомянутая характерная для первопольных собак дальняя стойка на неполный обедненный запах птицы может приводить к ошибкам работы.
Рассмотрим эту ситуацию более подробно. Сложный полимолекулярный запах птицы распространяясь на сколь-нибудь заметное расстояние теряет определенные элементы и становится обедненным не только количественно, но и, в силу различной адсорбции его компонентов, качественно (такое же обеднение претерпевает и запах сидки, после отлета птицы). Поскольку, как правило, стойка отрабатывается на том расстоянии от птицы, на котором она проявила признаки обонятельной реакции, то собака приучается делать стойку на «неполный запах», а не на саму птицу. Вот вам уже и причина ошибочных стоек, не связанных с качеством чутья. Тем же может объясняться и осторожничание – ползание на параллелях в попытке разобраться в слабых запахах. Оно происходит потому, что в памяти собаки запах птицы, с которым ей следует идентифицировать природу источника запаха, зафиксирован в его неполном виде и собака не может понять, где же находится птица.
Следует разобраться еще в одном ранее не обсуждавшемся вопросе. Причуянный собакой запах (С.А.Корытин, 1979), требует от нее проведения анализа этого запаха (время обнюхивания в обонятельной реакции). Такой анализ, характерный также и для волка лежит в основе выработки стойки. Он может производиться собакой как при остановке, так и в движении на потяжке. Результатом анализа, как указывалось выше, будет либо продолжение нервного возбуждения и (для натасканной собаки) переход к стойке, либо угасание этого возбуждения (не тот запах) и уход в поиск. Когда анализ проводится собакой в движении, то переход к стойке оказывается четко фиксированным. Если же собаке для проведения анализа требуется остановка (прямо с хода либо с потяжки), то возникает некая дилемма: как определить - сделала ли она стойку или продолжает разбираться с запахом? Похоже, что во многих случаях определить, была ли стойка можно единственно по результатам дальнейших действий собаки. По Правилам испытаний стойкой признается «остановка собаки в напряженной и выразительной позе перед причуянной ею дичью» и мы допускаем ошибки при оценке действия собаки, в частности, расценивая как «пустую стойку» ее остановку, после которой она уходит в поиск или бракуем ее за «пустую потяжку», не окончившуюся стойкой. На самом деле легавая в этих случаях подтверждает верность чутья, разобравшись в том, что она причуяла не то, что нужно. Очевидно, что после действительной стойки собака должна подвести к источнику запаха — дичи или ее сидке или к предмету (перо или погадка птицы), по которому она сделала стойку. Только в этом случае возможно расценивать стойку как пустую. Тоже самое должно относиться к стойкам, сделанным легавой по не охотничьим, но затаившимся птицам, но никак не к «стойкам» по птичкам, сделанным «на глазок». Эти последние вообще не имеют отношения к чутью и должны относиться либо к постановке, либо к стойке.
Как видно, даже такой «наглядный» элемент работы легавой, как происходящая на глазах у зрителей стойка, на самом деле далеко не прост по своей сути. Это прекрасно понимали наши судьи-«старики» первой половины ХХ века, которые вдумчиво относились к каждой работе легавой и пытались понять суть ее действий. Тем более такой подход следовало бы использовать в наше время, когда многие вопросы, в частности, обоняния и поведения животных, стали существенно более понятными, чем 100 — 50 лет назад.
Манера причуивания — так называемый «верх», действительно имеет отношение к чутью, но скорее косвенное. Способность высоко нести мочку носа и тем самым ловить верхние струи воздуха, наиболее далеко несущие запах, позволяет легавой показать более дальнее чутье. Эта способность, с одной стороны, является врожденной, связанной со сложкой собаки, а с другой, с самонаучением пользоваться обонянием, то есть с интеллектом. Как в свое время показал тот же С.А.Корытин (1979), разница в расстоянии от земли до носа животного в 10 см меняет дальность причуивания примерно на 10%.
Манера поиска поперек ветра в определенной степени отражает врожденное качество. Установлено, что наилучшее причуивание имеет место не в секторе 600 впереди собаки, а в секторах 600, прилегающих к этому сегменту справа и слева, то есть перпендикулярно к ветру. Считается (С.А.Корытин, 1979), что это связано с величиной боковых вырезов мочки носа. Поворот головы собаки в сторону птицы, очевидно, необходим ей для определения расстояния с помощью обеих ноздрей.
Потяжка после прихватки запаха связана, как уже говорилось, со стремлением собаки разобраться в природе запаха. Если собака способна сразу при прихватке этот анализ совершить, то никакое продвижение к птице ей не нужно. Приходится признать, что из этого вытекает совершенно неожиданный вывод: чем длиннее потяжка, тем труднее собаке разобраться в запахе! В таком случае, длинная потяжка скорее должна браковаться, чем поощряться. Возможно, однако, что длинная потяжка помогает ей в установлении точного места нахождения птицы. Во всяком случае, в оценке потяжки должна учитываться не ее длина, а четкость и прямолинейность направленности, совпадающей с общим направлением работы.
Стиль работы несомненно врожденный элемент, определяемый породностью экстерьера легавой. Однако, оценку стиля потяжки и подводки можно оценивать лишь в одном единственном случае, если в стандарте породы будет фиксировано его четкое описание.
Отношение к выстрелу, как уже сказано, по мнению этологов единственный возможный вариант проверки состояния нервной системы собаки. Он должен отражать три критерия: интерес, безразличие, боязнь.
Постановка — один из важнейших элементов в Правилах полевых испытаний легавых, который в свое время прямо обозначался как «ум», то есть способность легавой осмысливать свою роль в процессе охотничьей стаи «человек-собака». По-видимому, в этом элементе работы основой должно явиться способность легавой строго сохранять контакт с ведущим и правильно оценивать и предупреждать его намерения. Несомненно, что в этом направлении требуется определенная степень обучения собаки для налаживания этого контакта и предупреждения лишней самостоятельности. Так, например, М.А.Селаври (2006) пишет, что натаска легавой с использованием самостоятельного поиска птицы может спровоцировать в дальнейшем нарушение контакта с ведущим, однако он же указывает на работу по перемещенной, как на средство укрепления доверия легавой к ведущему.
Послушание, по старому определению «характер», одно из важных природных качеств, определяющих легкость и саму возможность обучения собаки.
Проведенное сопоставление элементов полевого досуга легавых с современными данными о возможных биологических основах этих элементов показало, что в отличие от принятых до сих пор взглядов, целый ряд элементов работы собаки оказывается не врожденным, а приобретенным в процессе обучения. Природными врожденными качествами легавой являются: способность собаки пользоваться обонянием и идентифицировать и обозначать обонятельной реакцией те запахи, с которыми она ознакомлена, проявлять свойственную ей быстроту хода и, в определенной степени, манеру причуивания, а также стиль движения и поз. Генетически обусловлены сила протекания нервных процессов и интеллект собаки, проявляющийся в ее способности к осмыслить свою роль в охотничьем процессе и сохранять контакт с охотником. Степень же проявления этих природных качеств во многих случаях зависит от обучения собаки. Так, верность проявления чутья в значительной степени зависит от правильной натаски и, в соответствии с этим, баллы за оценку верности никоим образом не могут быть равнозначны баллам за оценку дальности чутья и необходимый минимальный балл по этой графе должен быть единым для всех собак (Сонни Н.,1957). На этой же точке зрения стояло, кстати, подавляющее большинство кинологов — участников дискуссии 1956-1958 гг. Кроме того, верность или неверность стойки может быть определена только при фиксации стойки (истинной, по птичке, по сидке, по набродам), но не при остановке или потяжке, закончившихся уходом собаки в поиск. Такая задержка для анализа запаха может трактоваться как недостаточное знакомство с птицей, но не как пустая стойка.
В качестве наиболее удачного прототипа для подготовки новых Правил полевых испытаний легавых следует обратить внимание на проект, подготовленный в 1991 г комиссией Всесоюзного кинологического совета под руководством А.А.Мейдмана, в котором максимально были учтены практические и теоретические подходы к вопросу, и принятие которого было сорвано лишь вследствии развала Совета.
 |
 |
 |
 |
 |