А.В. Ополовников
ОХОТНИЧЬЕ – ПРОМЫСЛОВЫЕ СТАНЫ
В
сем известно, кто и когда построил великую, фантастическую пирамиду Хеопса, Колизей (цирк Флавиев), Исаакий, собор Нотр-Дам. Это выдающиеся творения рук человеческих. Они единственные, неповторимые в своем роде, им нет равных.Но никто из нас не может сказать, кто и когда придумал, изобрел древнюю, деревянную, неказистую лесную избушку, носящую имя зимовье (охотничье-промысловый стан).
Несмотря на свои непритязательные скромные формы, это сооружение заслуживает особого внимания.
Наши далекие пращуры занимались рыбным и зверовым промыслом. Уходили на долгое время из обжитых мест в дикие безлюдные края. И там создавали «промежуточные базы», «площадки подскока» с которых начинали осваивать бескрайние просторы необъятных, в туманной дымке, необозримых, уходящих за горизонт сине-голубых с зеленым отливом дремучих русских лесов.
Эти простейшие, незамысловатые лесные постройки исключительно гармонично вписываются в окружающие их лесные дебри. Зимовье (балаган, избушка, полуземлянка) с возвышающимся рядом лабазом сливаются с природным фоном и воспринимаются как неотъемлемая часть окружающей природы.
Кто хотя бы один раз в лютую зимнюю стужу или в заволакивающий, засыпающий все вокруг буран, находил приют в этом скромном, до крайности строго спартанском охотничьем пристанище, то никогда не забудет теплоты и человеческого гостеприимства этой лесной обители. Пережив трудные моменты во время странствий по тайге, покидая добрый, согретый человеческим теплом стан, в душе невольно возникает щемящее чувство разлуки, как будто ты расстаешься с преданным верным другом. Словами это трудно объяснить. Это надо прочувствовать. Может быть, это происходит от того, что здесь, кроме физической теплоты, заложено высокое гуманное предназначение самого охотничьего стана.
Охотничьи зимовья не раз спасали от верной гибели заблудившихся изыскателей, потерпевших аварию авиаторов и местных жителей, по той или иной причине оказавшихся в беде возле этих жилищ. У промысловиков существует обычай не запирать зимовье, оставлять в нем запас сухого топлива, растопку, спички и небольшой аварийный запас продуктов, подвешенный под потолком. Любой случайный путник мог переждать в нем непогоду, обогреться, утолить голод. Был и другой обычай: уходя, оставить в зимовье все так, как было до прихода в него, помня, что это может спасти другого человека, попавшего, быть может, в еще более тяжелое положение.
Испокон веков бескрайние лесные просторы после их открытия, делились на промысловые угодья, непроходимая, дикая тайга с болотистыми равнинами, с кочкарником, ельником, с вереском и можжевелом по болоту имела свои названия, у нее были свои лесные хозяева. По неписаным законам старины такими охотничьими угодьями владели ближайшие волости и веси и осваивались они только местными охотниками. Эти угодья передавались по наследству от отца к сыну, от деда к внуку. В этих забытых Богом местах, в дремучей дикой тайге, за сотни километров от ближайших селений промышленники устраивали свои временные охотничьи станы – зимовья, с которых отправлялись на сутки, двое, трое в тайгу добывать мягкую рухлядь (пушнину, зверя и птицу). На эти станы еще с лета завозилось по воде, а где были тропы, на лошадях, все необходимое: нужную снасть, продовольствие.
Охотничье зимовье искусно скрыто от постороннего взора густым сплетением еловых лап, свисающих до самой земли и чащей прибрежного кустарника. Оно всего в тридцати метрах от лесного озера, с которым связано своими жизненными нитями. Поставлено очень скрытно и о нем, кроме самого местного промышленника даже мало кто знает.
Замечено, что большинство станов расположено по берегам рек, озер, ручьев, хотя есть и такие, которые находятся вдали от водных путей, в глухих таежных островах, в распадках, куда ведут еле заметные тропы. Просматривается еще одна особенность. Где бы не располагался охотничий стан, он всегда строится на удобных, выгодных, красивых «веселых», как говорят таежники, местах. Среди топких моховых болот, со скудной, чахлой растительностью, где один-два километра ходьбы по болотистой зыби забирают дневной запас сил, густых мрачных ельников, непролазных лесных завалов и буреломов, непроходимых согр (лесных чащоб) очень мало удобных мест, для устройства охотничьего стана.
В позапрошлом веке русские промышленники – охотники, алтайские казаки рубили летом в горном распадке зимовье – избушку прямо на ручье, чтобы незамерзающий зимой горный ручей проходил через нее. На промысел шли зимой на лыжах по глубокому снегу, припасы тащили с собой. Чтобы попасть в избушку, вырывали над ней в снегу глубокий колодец и ставили в него бревно с зарубками вместо лестницы. По зарубкам спускались в избушку и поднимались из нее. Избушку рубили без окон, так как она должна находиться глубоко под снегом.
Кулемки на соболя ставили по обе стороны от зимовья длинным фронтом по путику. Каждый день двое охотников уходили осматривать самоловы. Один шел вправо, другой влево. Третий оставался в избушке кашеваром. Через неделю его меняли. Мяса с собой не брали, насчитывая на охоту на маралов.
Путик это специально расчищенная и ухоженная тропа, вдоль которой промышленники устанавливают свои ловушки. Путики бывают большие и малые. Большой путик это маршрут в несколько дневных переходов и на нем устанавливается соответствующее количество самоловов. На большом путике промышленники строили промежуточные балаганы (станки), чтобы переночевать. Малый путик имеет длину одного дневного перехода с необходимым числом самоловов.
Охотничье-промысловый стан может включать зимовье – избушку с лавой и лабазом. Зимовье может быть маленькой избушкой, что-то вроде клети с двускатной крышей, небольшим оконцем, и дверью-лазом. В дальнем углу находится черная печь-камелек или железная буржуйка. Печь-камелек поднята на небольшой срубик. Справа во всю стену нары. Слева между печкой до самой двери на уровне двух нижних венцов укреплена широкая доска, служащая одновременно и столом и скамьей. Здесь промысловик обрабатывает шкурки, чинит одежду, ест, готовит самоловы, долгими зимними вечерами отдыхает после охоты, глядя на загадочное, завораживающее, таинственное пламя в печи. Дым из черной печи заволакивает всю верхнюю часть зимовья, опускаясь густой серой пеленой на уровень глаз сидящего зверовика.
Над столом в стену вбиты деревянные клинышки, подвязанные к потолку, на которые уложена неширокая плаха, где хранятся съестные припасы и кухонная утварь. А под самым потолком закреплены две жерди – «грядки», на которые он развешивает мокрую одежду и свежеснятые шкурки. Покидая на долгое время зимовье, промышленник подвязывает на них все то, что могут съесть или повредить мыши.
В стене у двери тоже вбиты клинышки для одежды, оружия и снастей. Все устроено предельно просто и рационально.
Промышленник – зверовик рубил избушку на скорую руку и никогда не ставил перед собой «архитектурно-художественных задач». В таежных, предельно суровых условиях не до искусства. Но, тем не менее, изба по-своему красива. Взглянуть хотя бы на дверь. Она сделана без единой металлической детали, без единого гвоздя, как и все в зимовье. Сколько находчивости, смекалки, изобретательности проявил таежный охотник, конструируя дверь без косяков, дверная створка – на деревянных петлях. Дверной клин, вставленный в бревно, держит верхнюю пяту, а дверная ручка благодаря оригинальной конструкции, служит одновременно и наружной и внутренней. Небольшой деревянный клинышек крепит эту ручку так прочно, что выдернуть ее можно лишь поломав дверь.
Двускатная крыша сделана без конька. Один скат перекрывается другим. Горбыли и колотые необработанные доски служат покрытием для кровли. Пол – из грубо отесанных плах, концы которых врублены в пазы сруба между первым и вторым венцом. Один накат из кругляка служит потолком, утепленным сверху игольником.
В таежном зимовье просматриваются народные традиции, исконно русский дух, доброта человеческого сердца, идущая от натруженных рук простого таежного охотника.
Возле зимовья можно увидеть лаву. Это своеобразный стол и две скамьи. Внешне – это бревна, сложенные клетью, а поверх уложены две широкие плахи из расколотого вдоль массивного бревна. Скамьи – это тоже бревна, сколотые на один кант и уложенные на вырубленные короткие бревна – подкладки. Такие лавы можно встретить там, где летом занимаются рыбным промыслом, сенокосом. Есть большие, в пять метров длиной, здесь, стало быть, много людей, а малые лавы, там, где промысловиков — 2-3.
Составной частью охотничье-промыслового стана является лабаз (маленький амбарчик) для хранения припасов, пушнины и дичи от грызунов и дикого зверья. Ни черному зверю (медведю), ни росомахе – самым умным и коварным попутчикам таежных охотников не удавалось забраться в лабаз и разграбить его содержимое.
Лабазы ставили на высоких столбах в два, три и более метров в высоту. Это была крепкая клеть, рубленная из толстых пластин, как правило, с односкатной крышей. Устанавливался лабаз на одном, двух, трех, а в старину даже на четырех столбах. Клеть не имела дверцы, вместо нее средняя половая доска свободно вынималась и вновь становилась на место. Зверю такая хитрость была невдомек. Лабазы, сооружения таежных охотников, исключительно просты и надежны. Наиболее распространенными, оригинальными и надежными были лабазы, установленные на одном столбе. Лабазы на четырех столбах охотничье-промысловых станов русских охотников видимо были позаимствованы у кочевых народностей (ненцев, хантов, манси). У них и сейчас бытуют такие лабазы на их стойбищах, где они хранят меховые покрытия своих чумов и зимнюю одежду.
Цивилизация неудержимо проникает в самые глухие уголки тайги. С ней насаждаются и, к сожалению, прививаются негативные явления. Под ее влиянием меняется уклад жизни и быта таежных охотников. Постепенно то что было придумано и опробовано веками, медленно, но уверенно забывается, умирает. Это в первую очередь касается охотничье-промысловых станов. Эти постройки еще недавно можно было встретить чуть ли не у каждого лесного озера, на малых и больших реках, на волоках. Теперь же эти единственно надежные убежища человека среди природной стихии и настороженного таежного безмолвия крайне редки.
Изменяется жизнь людей, меняются и ее составляющие.