Романовы — древний боярский род, происходивший, скорее всего, из Новгородской земли. Первым достоверным предком Романовых считается боярин великих князей владимирских и московских Ивана I Даниловича Калиты и Семена Ивановича Гордого — Андрей Иванович Кобыла. Его потомки занимали видное положение при дворе великих князей московских, а затем царей. При Василии III Ивановиче и Иване IV Васильевиче они разделились на несколько ветвей: Кошкиных, Кобылиных, Лятских, Беззубцевых, Захарьиных-Юрьевых, Захарьиных, Яковлевых, Шереметевых, Романовых. Непосредственным родоначальником Романовых является боярин Василия III Кошкин-Юрьев Роман Юрьевич. Его дочь Анастасия Романовна, была первой женой Ивана Грозного, а сын Никита в царствование последнего был боярином и опекуном будущего царя Федора Ивановича, и вместе с его шурином Б.Ф. Годуновым, управлял государством. В царствование Бориса Годунова почти все Романовы были отправлены либо в ссылку, либо в заточение, многие из них погибли. В 1613 году Михаил Федорович Романов начал собою царскую, а затем императорскую династию в России, просуществовавшую до марта 1917 года.

Отец первого царя из династии Романовых — Федор Никитич (1554-1633) крупный государственный деятель, дипломат, военачальник, боярин и воевода, патриарх Русской Православной Церкви, официально носил титул «Великого государя». Он единственный сын боярина Н.Р. Захарьина-Юрьева от первого брака с В.И. Ховриной, осенью 1585 года упоминается в свите царя Федора Ивановича рындой «у большова копья» в Новгородском походе против шведов. В 1586 году — боярин и нижегородский наместник. В декабре 1590 года участвовал в Шведском походе «за невское устье» дворовым воеводой. В 1593-1594 гг. в звании наместника псковского вел переговоры с послом императора Священной Римской империи Рудольфа II Н. Варкочем. В 1596 году ходил по «татарским вестем» «на берег», в Алексин с полком правой руки 2-м воеводой. После смерти в 1598 году Федора Ивановича был главным дворным воеводой и одним из наиболее вероятных кандидатов на престол. Однако царем стал Борис Годунов, и в апреле Ф.Н. Романов уже упоминается среди прочих дворовых воевод в свите нового царя в Серпуховском походе против крымского хана Казы-Гирея Боры. В 1600 году он 2-й воевода сторожевого полка в Епифани. В 1601 году, во время опалы на Романовых, по повелению Бориса Годунова, Федор Никитич был пострижен в монахи под именем Филарета в Холмогорском Антониевом Сийском монастыре. Из монастыря при первом самозванце Лжедмитрии I он был вызван в Москву и посвящен в сан Ростовского митрополита.

Когда во времена второго самозванца поляки вместе с русскими изменниками вторглись в Ростов, беззащитные жители его со слезами умоляли святителя Филарета удалиться в Ярославль, но мужественный пастырь решительно отвечал: «Если муки и смерть потерплю, не покину дома Пресвятой Богородицы и Ростовских чудотворцев». Видя между врагами, грабившими сокровища собора, изменников из русских, Филарет увещевал их вспомнить Бога и вступиться за братий своих, но ожесточенные сердца их не вняли гласу святителя: бросились на него, совлекли с него облачение, одели в литовское платье и в таком виде перевезли в Тушино к самозванцу. Хитрый самозванец встретил митрополита с притворным уважением и возвратил ему святительское облачение.

С прискорбием видел Филарет гибель своего Отечества, осквернение святых церквей, ругательства и мучения над священнослужителями и сокрушался духом. После бегства из Тушина второго самозванца, святитель отправился в разоренный Ростов, где и остался до той поры, когда избран был в число послов, отправленных к польскому королю Сигизмунду III с предложением отпустить сына, королевича Владислава, на престол русский.

Трудное и тяжелое время наступило для митрополита Филарета. Властолюбивый Сигизмунд, не желая видеть венец Мономахов на голове своего сына, сам хотел царствовать в Москве и потому, прежде всего, потребовал, чтобы Филарет склонил жителей Смоленска сдать ему свой город-крепость. Но святитель был верен данному им в Москве обету, стоять твердо за Веру и Церковь Православную и, несмотря на все притеснения и угрозы, оставался непреклонным. «Счастлив тот, — говорил он, — кто умирает за Веру и Отечество». За такой отказ король повелел арестовать и разослать всех московских послов, в том числе и Филарета, по литовским городам. Более восьми лет томился святитель в неволе на чужой стороне, даже и в то время, когда сын его Михаил уже царствовал в Москве.

Первой заботой юного царя по вступлении на престол была участь отца его, страдавшего в Польше за Отечество. Поляки долго не хотели отпускать Филарета, стремясь получить как можно больше выгод за возвращение пленника. Переговоры с Польшей, начатые в 1615 году, окончились только в 1618, заключением перемирия между Россией и Польшей. Митрополит Филарет был отпущен из плена.

Государь, обрадованный освобождением своего отца, пожелал устроить для него самую торжественную встречу. Его чествовали по дороге в Можайске, Звенигороде и селе Хорошеве. 14 июня 1619 года за пять верст от Москвы, царь вышел навстречу Филарету со всем своим царским синклитом и бесчисленным множеством народа и поклонился в ноги своему отцу-митрополиту, а последний также поклонился своему сыну-государю, между тем как свидетели этого трогательного свидания проливали слезы. В самой Москве встречали Филарета духовные власти с крестами и иконами за каменным городом, откуда он пошел в соборы Успенский и Благовещенский для поклонения святыне, затем, посетив царя в его палатах, остановился на Троицком подворье.

Вскоре по возвращении митрополита Филарета совершилось его избрание и наречение в Патриарха.

Первое действие нового Патриарха Московского и всея России было посвящено благу отечества. Царь по совету патриарха созвал земский Собор и, вместе с патриархом и прочим духовенством, а также с боярами, окольничими и всеми думными людьми Московского государства, приговорил, чтобы из всех городов были высланы в Москву выборные люди и сами подробно заявили правительству о местных нуждах своих городов и уездов, дабы устроить землю Русскую, разоренную и опустошенную польскими и литовскими людьми и своими ворами.

Вступив на патриарший престол, Филарет обратил особое внимание на печатание богослужебных книг. В 1620 году типография была перенесена из Кремля, где временно помещалась после разорения ее поляками на старый печатный двор, на Николаевском крестце. Справщиками (печатниками) при типографии были люди образованные книжным учением. Царь и Патриарх «повелели из градов книги характейныя добрых переводов древних собрать и от тех древних Божественных писаний стихословия исправляти, яже неисправлением от приписующих и многолетних обычаев погрешена быша». При Филарете вышло из московской типографии больше книг, чем во все предшествовавшее время от ее начала.

Было приказано отобрать литовские печатные и письменные книги в церквах, монастырях и у всех частных лиц, державших их в своих домах. Строг был Патриарх Филарет к литовским книгам, опасаясь, чтобы они не привнесли в Россию латинских и других еретических заблуждений. Он не мог щадить и самих русских, когда они действительно увлекались этими заблуждениями.

Патриарх устанавливал новые праздники для всей Русской Церкви, издавая для нее богослужебные книги, в том числе и церковный устав, где сам установил все чины и порядки.

Со времени возвращения в Россию и до смерти Филарет был фактическим правителем страны. В области внутренней политики Филарет провел ряд мероприятий: сыск закладчиков — посадских людей и меры против закладничества; улучшение центральных органов судопроизводства и др. Ряд изменений был внесен в податную систему, самым крупным из них было постепенное введение «живущей (или дворовой) четверти» как единицы обложения (с начала 20-х гг.). Филарет осуществил пересмотр жалованных грамот монастырям и урезал их финансовые привилегии. При Филарете усилилась христианизация и русификация народов Поволжья и Сибири. Во внешней политике основной целью Филарета была ликвидация Деулинского перемирия 1618. Россия активно помогала странам антигабсбургской коалиции в период Тридцатилетней войны 1618—1648. Филарет активно добивался создания антипольской коалиции в составе России, Швеции, Турции и Трансильвании.

В последние годы своей жизни патриарх Филарет вместе с сыном своим, государем, обратил внимание на школу.

Скончался Святой Филарет 1 октября 1633 года, погребен в Успенском соборе Московского Кремля.

Этот наиболее могущественный из всех архипастырей Русской Православной Церкви «славился своей справедливостью, был несребролюбив, отнюдь не фанатичен и не жесток».

Федор Никитич в дни мирского жития был страстным охотником в духе своего времени и даже в ангельском чине не переставал вздыхать и тосковать о былых утехах отъезжего поля. В свое время он блистал при московском дворе не только «наилучшими одеяниями, благородной повадкой и искусством верховой езды, но и пытливым умом» (у него была обширная библиотека, он прекрасно знал латынь). Это был истовый охотник, державший огромную псовую и соколиную охоты. На его псарнях были собаки и кавказские, горной породы, и татарские.

В общем смятении Смутного времени, когда все приходило в упадок и разрушение, не могла, конечно, уцелеть и сохраниться былая организация псовых и соколиных охот. Оттого в исторических документах за все Смутное время почти нет прямых и ясных указаний на былые охоты. Такое безмолвие источников об охотах продолжается вплоть до воцарения Михаила Федоровича. Повсюду господствовала нищета. В казне не было денег, их трудно было собрать с разоренных жителей. Повсюду бродили шайки разбойников, которые грабили, сжигали жилища, убивали и мучили жителей. Одна беда вела за собой другие, но самая великая беда была в том, что русские люди, по меткому выражению Марфы — инокини, матери юного царя Михаила, «измалодушествовались». Смутное время «выработало поколение людей мелких по чувствам, их одушевлявшим, и по характеру слабых». Неудивительно, что в таком поколении значительно ослабел, наряду с другими жизненными свойствами, и здоровый инстинкт охоты.

В этом отношении царю Михаилу и патриарху Филарету предстояла задача разбудить в своих современниках заснувшую охотничью удаль. Устраивая и успокаивая расшатавшееся и разоренное царство, они оба стали серьезно заботиться о восстановлении былых охот и потех. Зачастую охоты и потехи приходилось не столько восстанавливать, сколько устраивать заново, хотя и по старым порядкам.

Для псовых охот не было хороших собак, поизвелись также и медведи для дворцовых потех. Нужно было вновь завести псарный двор и зверинцы, какие были в старину. С этой целью в 1619 году были посланы ловчие охотники в северную «медвежью» сторону: В Галич, Чухлому, Солигалич, Судай, Парфеньев, Кологрив и на Унжу с поручением «брать в тех местах у всяких людей собак борзых, гончих, меделянских и медведей».

Успех этого предприятия обеспечивался царской грамотой, посланной на имя галичского губного старосты, а через него и во все другие указанные пункты. Эта царская грамота обязывала местные власти оказывать всяческое содействие ловчим охотникам и псарям: давать под них собак и медведей, подводы и провожатых от города и до города, снабжать кормом собак и медведей, «чем им можно сытым быть», наконец, давать им стрельцов, пушкарей и рассыльщиков в помощь против ослушников, против тех бояр, дворян и прочих местных жителей, которые не захотели бы добровольно расстаться с любимыми псами и медведями. Данный приказ одинаково распространялся на села дворцовые и княжеские, боярские, дворянские и «всяких людей» поместья, на волости царской матери, инокини Марфы Ивановны, на вотчины патриаршии, митрополичьи, владычные и монастырские.

Недостаток в хороших собаках и медведях был слишком чувствителен и велик, если была принята столь решительная мера — принудительное, почти военное отчуждение живого охотничьего инвентаря частных людей. На эту чрезвычайную меру подтолкнула царя насущная необходимость, а отнюдь не удовлетворение личной страсти к охоте. Этого требовали обиход двора и уважение к исконным порядкам царского быта: с давних времен охоты и потехи сделались необходимой принадлежностью царской жизни. Отцу Патриарху и сыну-царю, воспитанных на преданиях старины, не приходилось останавливаться даже перед крутыми мерами, когда дело касалось восстановления былых порядков царской жизни, стариной завещанных.

Этим деянием открывается новая страница в истории царских охот при дворе дома Романовых. Отобранные в северном «медвежьем» крае черные звери и ловчие собаки составили ядро охоты, возобновленной истинными поборниками настоящей молодецкой забавы.

Царские охоты имели уже характер вполне устроенных охот. Были большие царские охоты — «лосиные и медвежьи ловли», руководимые ловчим тверского пути Григорием Григорьевичем Маматовым вместе с псовником Василием Усовым и десятью охотниками ловчего пути. Все охоты производились при помощи собственного персонала царских охот — охотниками ловчего пути под общим руководством ловчего и псовника. Дело в том, что собрать охотников-знатоков своего дела было не особенно трудно, даже после «московской разрухи», потому что занятие это наследственно передавалось в известных семьях от отца к детям и не перевелись окончательно за Смутное время подобные семьи.

По большей части эти охоты соединялись с поездками на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, в Николо-Угрешский и Симонов монастыри и производились обычно на обратном пути в Москву. В таких случаях государей сопровождали на богомолье чины царских охот, псовой и соколиной, псари и охотники ловчего пути.

В царской псовой охоте употреблялась не только местная порода борзых, но и восточная порода. У потомков татарских князей и мурз, переселенных в свое время Иваном Грозным во внутренние области России, были самые кровные охотничьи собаки, борзые и гончие. Восточная порода борзых ценилась очень дорого. Татары с ранних времен занимались торговлей собаками. Большими партиями продавали на крупных ярмарках. Борзых поставляли даже в Польшу. Хроники свидетельствуют: «хорошая татарская борзая смирна, идет без своры возле лошади охотника и послушна его приказанию». Розничная цена на восточных собак в Польше, например, была приблизительно следующая: борзых можно было купить по 10, гончих по 4-5 рублей. В России они стоили приблизительно столько же (цены в пересчете по курсу на конец XIX в.). За воровство охотничьей собаки полагался штраф 6 гривен или 15 руб. 84 коп. по ценам XIX в.

С эпохи воцарения дома Романовых начинается упорядочение псовой охоты и приведение ее в стройную систему. Русские борзые окончательно обособляются в отдельную, самостоятельную породу.

Дикого зверя и птицы было много, но в промысловых зверях, дорогих пушных чувствовался в самой России большой недостаток. Промысловая охота в недрах России приходила в упадок, царские «ловчие пути» потеряли свое значение, и центром промысловой охоты и главным источником пополнения скудной царской меховой казны становится Сибирь. Инородческие племена, населявшие Сибирь и смежные с ней северо-восточные области России, были обложены особой данью (ясаком). Заключалась она в ежегодной доставке в царскую казну мехов пушных зверей в определенном количестве.

Ясачные люди поставляли в царскую казну соболей разного достоинства, куниц больших и малых, выдр больших и малых, бобров карих, черно-карих и рыжих, ярцев (годовалых бобров), лисиц черных, черно-бурых, красных, синедушчатых, черно-гривых и черно-черевых, горностаев, росомах, белок, песцов черных и голубых, волков обыкновенных и черношерстых и рыбий (моржовый) зуб.

Кроме сибирских инородцев, ясаком были обложены татары Казанского и Астраханского царств и понизовых городов.

Вследствие отдаленности ясачных местностей от Москвы порядок сбора ясака постоянно вел к злоупотреблениям со стороны сборщиков дани. Притесняемые инородцы искали правды и защиты в Москве и находили их там. Чусовские вогуличи, например, просили защиты у царя против Максима Строганова, который послал в их вотчины своих людей, татар и русских, тайком ловить соболей, куниц, бобров и всякого зверя, отчего вогуличам стало трудно выплачивать исправно свой ясак. По их челобитной приказано было отправить в их вотчины «стрельцов и казаков, сколько человек пригоже», и «тех чусовских вогулич от Строгановых и сторонних людей от обид и насильства беречи», а ослушников приводить на Верхотурье и «чинить им по сыску наказанье, смотря по вине, чтоб от того насильства чюсовские вогуличи розно не разбегались, и нам бы ясачный сбор в том не залег».

Любительская охота, царская и частная в царствование двух государей (Михаила Федоровича и патриарха Филарета) обнаруживает большое оживление и быстро развивается. Зверовая и соколиная охоты существуют параллельно, но перевес и преимущество были на стороне зверовой охоты.

О численном составе царской псарни, равно как и о тогдашних способах натаскивания собак к полю, сведений не сохранилось. Имелись разные породы охотничьих собак: гончие, борзые, меделянские, ищейные кобели, особые лошьи (лосиные) собаки, британы (английские доги) и «других страшных пород», восточные и кавказские. Царская псарня помещалась в Белом Царевом городе.

Наряду с псарней были созданы особые зверинцы, в которых содержались охотничьи звери для устройства садок и притравливания молодых собак, еще не ходивших в поле. Зверинцы эти назывались «волчьими дворами», потому что в них больше всего содержалось волков. Волчьи дворы помещались в селах, близ которых часто производились царские зверовые охоты.